Арктикой стала вся Россия

Главное пленарное заседание ежегодного Конгресса европейской ассоциации региональной науки в Ливерпуле открывалось докладом блестящего гарвардского профессора Эдварда Глезера. У нас в России недавно переведена его книга «Триумф города». Глезер задал риторический вопрос: зачем вообще сегодня нужны города? Ведь повсеместно в мире разрастаются субурбии, комфортные пригородные зоны повсеместно становятся привлекательным местом для жизни состоятельных людей. Городам отдается функция производственной необходимости, рабочей «обязаловки». И если раньше, в агроиндустриальную и раннеиндустриальную эру их необходимость была оправдана тем, что именно здесь в речных и морских портах сгружались важнейшие для жизнеобеспечения людей, доставляемые издалека товары – зерно, уголь, сахар, то теперь, когда возникли сети автомобильных и железных дорог, эта критическая роль городов в ежедневной экономике уже не так значима.

Почему же они не растекаются по всему пространству, не исчезают в пригородах, не поглощаются ими? В чем смысл сегодня существования городов?

Отвечая на этот вопрос, Глезер сказал, что сегодня главный смысл существования города в том, что он позволяет умным общаться с умными и становиться в результате этого общения ещё умнее. А мы социальные виды, и нам очень важна возможность этого общения. Это, конечно, сильно отличается от функции города в индустриальное время – быть гигантской коллективной фабрикой, заводом, конвейерным цехом.

В своём высказывании Эдвард Глезер не был оригинален, а по сути лишь перефразировал более ранние слова лауреата Нобелевской премии по экономике Роберта Лукаса – «За что ещё жители Манхэттена или центра Чикаго платят арендную плату, как не за то, чтобы быть рядом с другими людьми?»

Итак, смысл современного крупного города – обеспечить в результате личного общения возможность каждому человеку подпитаться новым знанием в стенах вузов, исследовательских лабораторий, малых и средних фирмах, наконец, просто в «венских кофейнях» – молва свидетельствует, что в Вене в последние десятилетия была реализована специальная программа строительства новых кофеен, чтобы обеспечить интенсивное творческое общение людей самых разных дисциплин, которые никогда не встречаются вместе на производстве, потому что там главенствует «моноотраслевое» общение специалистов одного или сходного профиля. В современной науке это называются экстерналии (внешние эффекты) человеческого капитала.

Вот эти самые внешние эффекты являются важнейшей составляющей агломерационного эффекта – эффекта, который получается от жизни и работы крупного города, в котором, как это теперь установлено многочисленными эконометрическими исследованиями, производительность труда человека растёт с ростом города: чем город крупнее, тем, при прочих равных условиях, выше производительность труда его граждан.

Дальше нетрудно раскрутить логическую цепочку: регионы и страны, у которых больше таких крупных городских агломераций, обретают важное преимущество для национального развития и экономического роста, потому что мотор крупнейших городских агломераций формирует эффекты самовозрастающего снежного кома, возрастающей отдачи, когда обеспечиваемый средой крупных городов неуклонный рост креативности жителей становится могучим драйвером новой, умной динамики развития.

Идеи возрастающей отдачи, городского агломерационного эффекта, коллективного обучения внутри городской среды захватили в последние десятилетия научное сообщество экономистов и экономико-географов до такой степени, что лучшие учебники по региональной и городской экономике теперь начинаются с описания агломерационного эффекта, специальные выпуски лучших мировых научных журналов нашей региональной науки посвящались его прикладному значению и конкретным проявлениям в городах, регионах и странах Европы, Америки, Азии. Редко, и обычно скороговоркой, говорилось, что у агломерационного эффекта, конечно, есть некоторые ограничения в виде экологии, стоимости городской земли, скученности, автомобильных пробок и др. Но все эти ограничения решаемые, и никак не могут перекрыть позитивное для всей экономики воздействие возрастающей отдачи на человеческом капитале, запускаемой в крупных городах агломерационным эффектом, когда на вложенный в человека рубль общество в прямом смысле получает два в виде нового народнохозяйственного эффекта. Помню яркие слова моего голландского коллеги Питера Найкампа: нет причин для невозможности существования стомиллионного, двухсотмиллионного города! Крупные города являются уникальным природным созданием, когда рост и экономическое созревание сопровождаются не уменьшением внутренних обменов, а наоборот, их возрастанием! У животных и людей с возрастом скорость обменных процессов, как мы знаем, повсеместно уменьшается.

Идея овладела массами и у нас в России: талантливая молодежь из числа экономико-географов увлечённо демонстрировала карты российских агломераций – небольшой «червяк», за которым пустота бесконечных российских пространств. Ребята и их учителя оживлённо рассказывали про то, что вот насчёт российской периферии нам всё понятно – «пусть выживает», а вот для каждой агломерации, протянувшейся на стокилометровый радиус ежедневного коммутирования «дом-работа-дом», нам нужно найти рецепты экономического взбадривания и динамичного развития. Эта увлечённость агломерационным эффектом отразилась и в недавно принятой Стратегии пространственного развития России. Среди молодого экспертного сообщества и их либеральных учителей стало доминировать мнение, что России не хватает крупных городских агломераций для динамичного развития, что есть две России – агломерационная, динамичная, креативная и Россия – периферийная, отставшая, дотационная.

Но вот случился COVID-19 – и все ранее казавшиеся незыблемыми и непререкаемыми умозаключения полетели в тартарары. Глядя на опустевшие вдруг улицы европейских городов, Москву, Санкт-Петербург, возникает закономерный вопрос: а есть ли экономическая жизнь без агломерационного эффекта, при двухметровой физической дистанции друг от друга, при нуле личной коммуникации, при нуле положительных внешних эффектов от человеческого капитала, которые возникают при личном общении, которого нет?

Что взамен агломерационного эффекта в условиях самоизоляции? Но ведь так живёт две трети России! Север и Арктика, которые я изучаю всю жизнь – это классические территории без или с минимумом агломерационного эффекта. Он здесь практически не видим!

Чему же учит пример этих территорий агломерационную Россию? Ведь в новых условиях вирусной пандемии «И последние (в прямом, а не библейском смысле), стали первыми»: здесь минимум заражений, минимум распространения вируса, минимум экономического ущерба от него.

Первое – гибкость сочетания функций, обладания комплексом компетенций, вынужденных условиями удалённых территорий и почти никогда не нужных в плотно заселённых освоенных районах (зачем – вызову или найму, и он сделает!), это конкурентное преимущество в условиях экономической автономизации и атомизации, разрушения цепочек связей. К чёрту Адама Смита с его разделением труда как основы прогрессивного развития общества! Лишних компетенций не бывает! Арктика – это полифункциональность, комплексность и взаимозаменяемость компетенций. А Арктикой в условиях COVID-19 стала вся Россия. Чем больше навыков ты имеешь, чем больше чужих навыков ты способен подхватить, тем ты и экономически жизнеспособнее в условиях автономизации современной хозяйственной жизни. И это – абсолютно арктические заповеди, вдруг возникшие в жизни крупных городов мира.

Второе – быть в сети – это хорошо! Арктика и Север – повсеместно в мире чемпионы по количеству волонтёрских, профессиональных, разного рода некоммерческих организаций. Мои исследования и исследования коллег-североведов неоднократно доказывали, что их плотность на тысячу человек в экстремальных пространствах обычно выше, чем в плотно освоенных районах. Так вот хорошо, когда вынужденная автономизация сопровождается усиленным включением в различные социальные сети. Это помогает психологически, экономически, морально. Неслучайно первые дни самоизоляции в крупнейших городах России показывают всплеск активности социальных сетей. Это нормальная компенсаторная реакция человека в условиях вдруг обрушившегося на него дефицита личной коммуникации. В Арктике такая непроизводственная социальная активность, как показывает простое изучение телефонных справочников заполярных городов Норильск, Салехард, Воркута – на высоте: сколько там различных волонтерских организаций, клубов по интересам, социальных предпринимателей в самых разных сферах. И это обычно в дефиците в крупных глобальных городах.

Третье – в форс-мажорах нужно уметь увидеть новые возможности для себя и своего бизнеса, своих профессиональных компетенций. Глобальное потепление – тревога всего мира, но для Арктики это новые возможности транспортировки и связи с глобальными рынками. Львиная доля современных российских проектов ещё 30 лет назад никогда бы не могла реализоваться в Арктике: они стали возможными благодаря изменениям климата, которые в остальном мире воспринимаются как катастрофа. Постепенное освобождение арктического океана ото льда привело к необыкновенной смелости проектных решений, о которых невозможно было даже помыслить в советские годы. Классическая реакция городского человека центральной России и крупнейших городских агломераций, руководителей крупных бизнесов на предвиденные обстоятельства – мне конец, партия проиграна! Типичная реакция арктического человека и бизнеса на возникающий форс-мажор – как я могу им воспользоваться?

Четвёртое – вместо рынка – монополии и экономическая безопасность каждого. Сложно устроенные современные рынки глобальных городов предполагают включение миллионов тысяч партнёров по всему миру. И это делает их сверхуязвимыми в периоды пандемий, когда последовательно, по эффекту домино, эти партнёры начинают схлопываться и сходить с дистанции, разрушая всю цепочку и уволакивая за собой дргуих партнеров по «конвейерной линии». Так вот пример Арктики свидетельствует в пользу локальной монополии, внутри которой производственная и социальная жизнь организованы достаточно автономно, с гарантиями длительного самообеспечения для всех находящихся в её контуре. Страны и регионы с административными, хозяйственными и политическими монополиями (например, Китай, Германия, Южная Корея, Сингапур) выходят из вирусного кризиса быстрее, чем англосаксонские страны с вакханалией рынка. Приходится признать, что рынок – далеко не такой совершенный механизм, как нам всем казалось в 1990-е годы и кажется до сих пор нашим либералам А.Кудрину, В.Мау, А.Чубайсу и примкнувшим к ним товарищам из лихих 1990-х. В Арктике никогда не могло быть рыночной экономики ввиду недостаточной хозяйственной плотности. И сегодня, в период эпидемии, это скорее благо, чем беда.

Пятое – огромные пространства Арктики являются последним ресурсным резервом человечества. Люди в городских агломерациях привыкли к работе с колёс, когда всё, что накоплено, мгновенно отправляется на рынки, потребителю. Резервов быть не должно, это омертвление запасов! Но вот в Арктике без резервов нет развития, нет устойчивости, нет жизнестойкости в периоды катастроф. Так вот Арктика говорит людям плотно освоенного «юга»: резервируйте знание, накапливайте его внутри себя, в своих фирмах, не ждите немедленной отдачи от него, чтобы оно мгновенно «выстреливало» успехом Вашим личным или успехом Вашей фирмы. Живите и работайте вдолгую, копите знание впрок!

COVID-19 парадоксальным образом «растащил» крупнейшие города мира по атомарным точкам, лишил их агломерационного эффекта. Вдруг исчез весь привычный уклад жизни, однозначно завязанный на плотной, ежедневной личной коммуникации каждого с каждым. На смену агломерационному эффекту временно пришёл сетевой онлайн эффект дистанционного общения, управления, образования, скайп-видеоконференций. Это вызвало колоссальную нагрузку на телекоммуникационные сети и привело к невиданному всплеску спроса на услуги Интернет-провайдеров, прокладку новых домашних кабелей, смену роутеров. Домашние заявки ожидают своего выполнения дни, даже неделю. Откладываемые годами модернизации телекоммуникационного оборудования вдруг остро стали нужны всем, сразу, сегодня. Физическая самоизоляция и хозяйственная атомизация нашей современной городской жизни превращает каждого из нас как бы немного в жителя Арктики.

Жизнь без агломерационного эффекта возможна. Это совсем другая жизнь, чем та, к которой мы привыкли. Она требует иных навыков, терпения, работает совсем по другим экономическим законам. И нужно быть к ней готовым. И навыки арктической жизни здесь России в помощь.

Александр ПИЛЯСОВ,
Профессор МГУ, генеральный директор
АНО «Институт регионального консалтинга»,
Председатель российской секции
Европейской ассоциации региональной науки

Опубликовано в журнале «Мир Севера», № 2, 2020.